три тысячи первый. стоим друг напротив друга, заточённые в танце, имя которому вечность;
кадр, стоит признать, изысканно безупречен: еще не движение, уже не отзвук грядущего –
за миг до сплетённости руки, взгляд, обещающий если не счастье, то неизменную встречу
двух аккуратных, если угодно, чудовищ, если же честно, то только лишь вечно живущих,
во вторник, ближе к полуночи
в наступившем тысячелетии.