Похолодало. Пан доктор купил себе новые перчатки, раздумал покупать трость и стал немного чаще улыбаться. У него в кармане пара лишних часов на сон в выходные, а в глазах - лихорадочная увлеченность осенью и работой. Тишина все реже приглашает к диалогу, настойчивое бытие предлагает пану врачевателю все новых и новых людей. Он не отказывается. Мыслит себе педагогические байки, пересчитывает дни и хрупкие ребра уже прошедшего сентября, жжет ароматные свечи, читает в метро Чехова "Психопаты", подыскивает себе кусочки мозаики, из которых складывается будущая татуировка. Богиня Кали смеется на чужой стене в далеком, но почти родном городе.
В комнате пахнет апельсинами и книгами (пан давеча навещал книжный), ушастый комок счастья дуется, что его не выпускают гулять. Пан пытается занять себя какими-то бытовыми мыслями, а выходят только воспоминания о снах, философия двадцать первого, размышления о клиентах и, совсем немножко, о работе.
Кому-то очень хочется взяться за испанский в этом году, но пан Сенкевич укоризненно щурится с книжной полки, а "Пражские легенды" навевают теплые воспоминания, от которых не спасает даже ветер, лукавый и юркий, пробравшийся сквозь оконные щели и полы теплого халата к самой-самой душе, замерший близ, целующий еще смуглую от летнего солнца кожу и касающийся ребер.